15.12.2001

начало | содержание
 

                            http://www.aikiclub.ru/  

Статья взята из журнала "Вояж и отдых" от 31.12.2001

Дмитрий Бандура – наш постоянный и любимый автор. Мы с удовольствием публикуем его путевые заметки, потому что в каждой стране Дмитрий всегда находит что-нибудь забавное и занятное. А вообще-то Дмитрий – японист, всю сознательную жизнь проработавший в Японии и с японцами. Но вообще-то, что такое “японист”? Это человек, которого в любой компании немедленно засыпают вопросами типа: “А правда, что японец умрет, если выпьет стакан водки?” Или “А как по-японски будет…” И дальше следует какое-нибудь неприличное слово. Устав удовлетворять обывательское любопытство, Дмитрий с коллегами-японистами написал книжку про японцев – таких, какие они есть на самом деле. Эта очень смешная книжка называется “Жапоналия”. И вот сегодня Дмитрий – уже в ранге знатока японского национального характера – делится своими наблюдениями с нашими читателями.

 

Чужая душа

ЯПОНЦЫ БЕЗ ЦЕРЕМОНИЙ

Можно ли занюхать водку рукавом кимоно? 

Они ходят группами. Они фотографируют все подряд. Они везде. В любой точке земного шара вы обязательно встретите несколько или много этих вездесущих людей – восторженных, в панамках и с фотоаппаратами. И с большой светящейся надписью на лбу: “Здравствуйте. Я – японец”. 

О вреде стереотипов

Представьте себе японца. Любого, просто японца – и все. А мы  попробуем угадать, какими свойствами наделен плод вашего воображения. Итак. Вежливый – раз. Все время кланяется. Трудолюбивый – два. Три, наверное, сдержанный. Четыре – ну, стандартный какой-то. Будто только что с конвейера. Пять – рядом с ним обязательно стоят еще несколько японцев. То есть, он коллективист. Шесть… Впрочем, довольно. Устоявшиеся представления – вещь легко предсказуемая, а потому - скучная.

Что делать с устоявшимися представлениями? Самый выигрышный ход - взять и дерзко объявить их ерундой. Потому что пресловутый “национальный характер” - штука не такая простая, как кажется. Даже в случае с японцами. Итак, какие они на самом деле?  

Угол наклона

Да, вежливые. Вечно кланяются, улыбаются, говорят “изувините” и “позаруста”. Но однажды в каком-нибудь магазинчике в Токио вы обратитесь к продавцу: “Можно вас на минуточку?” А он отрежет: “Нельзя!” и пробежит себе мимо. Или попробуете поторговаться с хозяином другого магазинчика, и в ответ услышите про себя много интересного и будете слышать еще целый квартал, пока не завернете за угол. Эти правдивые примеры взяты из магазинов только потому, что обыкновенно работники сферы торговли - самые вежливые из всех японцев.  Если когда-нибудь японец поклонится вам в пояс, то скорее всего это будет сотрудник большого универсального магазина, специально поставленный у входа, чтобы отвешивать такие поклоны всем входящим. Обычно же угол отклонения от вертикали составляет градусов 20, не больше.

Тут кто-то может подумать: “При чем здесь поклоны? Уж не путаем ли мы настоящую, искреннюю вежливость с равнодушной церемонностью?” Да именно что путаем, о том и речь! Разница между этими понятиями не всегда легко различима, особенно в Японии. Но она есть.  

Характерный эпизод. Довелось как-то раз в Японии познакомиться с одной компанией. Мы подружились, не раз  допоздна бродили по заведениям, выпивали, болтали, дурачились и пели под только-только изобретенное тогда караокэ. Верховодил похождениями средних лет мужичок, остроумный,  веселый и заводной.  Раньше я и представить себе не мог, что на свете бывают такие отвязные японцы.

Работал он менеджером отдела в крупном универмаге. Накануне отъезда из Японии я зашел туда и  попросил позвать моего знакомца. Скоро он появился из-за какой-то неприметной занавесочки, заключенный в темно-синий костюм с галстуком и белой рубашкой.

            - Привет, - сказал я. - Это я.

            - Хай, - ответил тот, отвесил поклон, выпрямился и встал навытяжку.

            - Уезжаю я. Вот, попрощаться зашел.

            - Хай, - сказал душа компании и снова сломался пополам.

            Я, конечно, и не ожидал, что он примется вопить, хохотать и скакать козлом,  как в очередном кабаке неделю назад, но все равно растерялся.

            - Вот, - сказал я. - Такие дела.

            - Хай, - он опять выпрямился и замер по стойке смирно.

            Ситуация была предурацкая.

-         Ну, до свидания.

-         Счастливого пути.

            Я сунул ему прощальный сувенир,  развернулся и ушел. Что это был за сувенир,  сейчас я уже не помню.  Надеюсь только, что не бутылка водки.  

Или взять японское ДТП. Обычно это целый воз поклонов, извинений и визитных карточек с координатами страховых агентств. Но может быть и злобная физиономия с характерной короткой стрижкой, которая лезет в окно вашего автомобиля с фразой, приблизительно означающей “ты че, охренел в натуре?”.  Ситуация простая: он – местный бандит, вы – глупый иностранец, церемонии неуместны и можно вести себя по-человечески. Окажись на вашем месте японец, было бы немного по-другому. А если бы другой японский бандит, то и совсем по-другому.

Конечно, церемонии – вещь более поверхностная, нежели вежливость. Однако именно они помогают сделать жизнь проще, а общение - достойнее. Один японец как-то поделился со мной своим раздражением. Проблема заключалась в том, что русские, с которыми он имел дело, никогда не извинялись. Они начинали пространно оправдываться, даже будучи кругом виноваты, хотя для выяснения отношений хватило бы одного короткого “извините”.  

Японец и городовой

Точно такой же частью традиционной культуры взаимоотношений является и пресловутая японская сдержанность. В самом деле, японец обычно  скуп на проявления чувств, особенно на публике, а сами эти проявления не всегда нам понятны. Например, когда японец с негромким шипением втягивает воздух сквозь сомкнутые зубы – это выражение сильного недовольства. Примерно такого, при котором самый сдержанный русский уже разражается матерной тирадой и лезет на обидчика с кулаками.

Но если эмоции японца не очень заметны снаружи, это не значит, что они атрофированы. Ничего подобного. Они существуют, как у всех нормальных людей, и, как у всех нормальных людей, должны находить выход. Время от времени они его таки находят. В такие минуты не советую вам оказаться поблизости от самого тихого японца.  

Вот хотя бы такой случай. Нас замели в одном провинциальном городке. Виноват был, конечно, господин Кусаки: ходить с такой нездешней физиономией по средней полосе России в разгар эпохи демократических преобразований – по меньшей мере неосмотрительно. И нет ничего удивительного в том, что, едва покинув гостиницу, мы нарвались на банальный милицейский рэкет.

Начав с проверки паспортов, мент предложил пройти в отделение – не иначе в надежде, что старшие товарищи уж точно найдут, к чему придраться. Отделение - скорее даже некий “опорный пункт” - располагалось неподалеку в затхлом полуподвале. Спустившись, мент отпер какую-то дверь, взял господина Кусаки за локоть и подтолкнул вперед. Кусаки-сан машинально шагнул.  Когда дверь за ним захлопнулась, я с ужасом увидел на ней окошко, забранное решеткой.  За окошком стояла кромешная тьма.

Меня тем временем представили начальству – здоровенной наголо бритой образине в кожаной куртке.

  Ну. Что делать будем? – поинтересовалось начальство после того, как обыск не обнаружил при мне ни оружия, ни наркотиков. Я предложил нас отпустить и в ответ получил предложение посидеть денька три с бомжами.

- Ладно. Давай второго, - бросил бритый менту, который нас привел. Тот поднялся со стула и пошел выпускать господина Кусаки. Лязгнул засов. А потом случился маленький ядерный взрыв. Мент шарахнулся в сторону. Кусаки-сан ворвался в кабинет. Он тряс кулаками и пер, пер прямо на бритого. И орал. То хрипло, то булькая, то срываясь в запредельный визг. Очки и галстук разъехались в разные стороны. Бритый разинул рот и припал к крышке стола, как будто над головой свистели пули. На морде проявилась растерянность, граничащая с испугом. Он явно не был готов к подобному обороту.

- Ты кого привел, придурок? – просипел он менту, который ни жив ни мертв маячил в дверях за спиной Кусаки…

Через две минуты мы молча шли по улице, каждый по-своему переживая случившееся. Наконец Кусаки-сан произнес:

- Нехорошо. Я сорвался. Но… Но зачем они заперли меня в ту темную комнату?  

   К счастью, помимо попадания в оборот к российским правоохранительным органам, японцам известны и другие способы психологической разрядки. Речь не идет о чучеле генерального директора, которое каждый сотрудник может в минуту душевного расстройства отходить дубиной. Это все-таки экзотика. А мы сейчас коснемся вещей более близких и понятных.  

          Да они все косые!

Во времена, когда русские (советские) были нечастыми гостями в Стране восходящего солнца, японцы любили спрашивать: “Что в Японии произвело на вас самое сильное впечатление?” Я отвечал по-разному, но никогда не говорил правду. Правда же состояла в том, что самое сильное впечатление на меня произвел первый субботний вечер на японской территории.

Дело в том, что до тех пор мне ни разу не приходилось видеть одновременно так много поддатых людей. Казалось, что мертвецки пьян весь город, и те, кто еще держатся на ногах, скоро присоединятся к тем, которые уже валяются посреди дороги. А если никто никого не тащит в вытрезвитель, то лишь потому, что персонал местного вытрезвителя тоже весь в стельку, от директора до старенькой уборщицы. Впечатлял и облик алкоголизированных граждан. Люди то были по большей части при галстуках, с портфелями и в строгих деловых костюмах. С одним из них я вплотную столкнулся тем же вечером в автобусе.  

И произошел весьма неприятный эпизод. Я сидел, а он висел, уцепившись за поручень, время от времени задевая мой лоб кончиком галстука, и в глазах его не было никакого смысла. Пока я раздумывал, не лучше ли на всякий случай убраться, он наконец приступил к делу - издал характерный утробный звук и склонился надо мной пониже, видимо, чтобы ни капли не пропало зря. Бежать было поздно. Я прижался к стене, чтобы уберечь хотя бы голову.

-          У-эп! У-э-эп! - зарокотало прямо над ухом.

Я ждал, но ничего не происходило. Наконец я отважился приоткрыть один глаз. Он делал это в специальный бумажный пакет. 

Тот, кто сказал, что “Руси веселие есть пити”, наверняка никогда не видел в этом веселом деле японцев. Трудно найти другую страну с таким же либеральным отношением к употреблению алкоголя. Даже у нас прилюдное выпадение человека в осадок не приветствуется: “Пить не умеет”. А японец может уронить лицо в суси, ничуть не опасаясь за свою репутацию. Это нормально. Умение же пить почитается за доблесть, которой наделены немногие.

Среди пьющих японцев русский чувствует себя Гулливером. Ему предоставляется шанс взять реванш за “тойоты” и “панасоники”. Сейчас это уже не так просто: за годы соседства японцы привыкли к русским питейным меркам. Впрочем, иногда удается. Однажды японец предложил русской хостессе в токийском баре выпить с ним виски. Девчонка работала всего второй день и не знала, как японцы пьют виски. Вместо того, чтобы налить себе на палец и разбавить водой, она налила с ладонь, плюхнула кубик льда и опорожнила бокал в полтора глотка, а кубик схрупала. Впоследствии предприимчивые хозяева бара устроили из этого зрелищный аттракцион.

            Однако порой случаются и конфузы. Однажды русский человек заметил на полке бара в Токио бутылку чистого спирта. Вероятно, ее поставили туда для красоты. Но наш принялся гусарить - в явном рассчете взять на слабо присутствовавших японцев и показать им, как надо. Японцы возбужденно шумели после каждой опрокинутой им рюмки, но на провокацию так и не поддались. В итоге человек быстро выпил полбутылки спирта, после чего утратил способность шевелиться и был эвакуирован на такси.

Так или иначе, будучи во многом чуждой русскому человеку, хотя бы в этом Япония ему комфортна.  

   Кстати – маленькое лирическое наблюдение. Это случилось в праздник Совершеннолетия, когда юные японки надевают красивые кимоно и разгуливают в них по улицам. Точно такие  и были надеты  на  двух подружках, заскочивших в тот вечер в бар, где как раз сидел я. 

   Трогательно просеменив через маленький зальчик, как могут семенить только настоящие японки,  упеленатые в настоящее японское кимоно,  они заняли место за столиком и разместили заказ. Заказ не заставил  долго ждать.  Делов-то - достать из холодильника бутылку "Столичной".  Ее им и принесли на подносе вместе с двумя рюмками.

   Поллитра водки  на двух юных японок, словно сошедших с календаря. И больше ничего. Ни огурчика, ни селедочки, ни корочки черного хлебушка. Неприлично разинув рот,  я стал смотреть, что будет дальше, и как они станут занюхивать водку широкими рукавами, расшитыми журавлями и хризантемами.

Они обманули меня. Налили себе по рюмке,  а остальное сдали в бар на хранение до следующего визита.  

“Поцему?!”

И все-таки, почему японцев за границей так много и почему они путешествуют большими дружными коллективами? А все потому же. С одной стороны, удрать за границу – это способ дать отдохновение душе, утомленной необходимостью беспрестанно кланяться, улыбаться и согласовывать любую мелочь с коллегами, родственниками и начальством. Освободиться хотя бы на время из паутины устоявшихся ритуалов, церемоний и обязательств, которыми опутан традиционный жизненный уклад.

С другой стороны, вырвавшись из привычного муравейника,  японец по-прежнему желает (хоть, может, и безотчетно) видеть вокруг себя все те же понятные обычаи и правила поведения. Потому и ездит в окружении себе подобных. Ведь в условиях демократии и открытости внешнему миру Япония живет меньше 60 лет из своей многовековой истории. А до середины 19 столетия страна вообще была наглухо закрыта для иностранцев, и европейцев там называли рыжими варварами, лишенными пяток (так японцы объясняли наличие каблуков у обуви европейского образца).  Немудрено, что среднему японцу и поныне нелегко принять внешний мир таким, какой он есть.

За границей он лишен привычной системы координат, и это его угнетает. За границей он все время ищет ясности. Один японец очень точно выразил это состояние прорвавшимся наружу криком души  (крик был издан по-русски): Я хоцу знать: поцему?!” Это самое “поцему?” может касаться совершенно неожиданных вещей. 

На главной площади города Улан-Удэ стоит голова Ленина. Огромных размеров шар и шея, срезанная наискось от основания черепа до кадыка. На этой самой шее, а точнее, на точке, где срез пересекался с горлом, и держится грандиозная скульптурна. Кажется, стоит ветру дунуть посильнее, и голова покатится вниз с постамента, давя прохожих.

- Почему? За что? - выкатив изумленные глаза, тыкали японцы пальцами в сторону монумента.

- Что вас удивляет? – поинтересовался переводчик.

- Видишь ли, - взялся объяснять один из японцев, - у нас, на Востоке, так изобразить человека - значит пожелать ему страшной смерти.

- Не думаю, что здесь такой смысл, - тактично усомнился переводчик.

- А ты вспомни, наверняка должна быть какая-то история. Например, что Ленин сделал плохого бурятам?

- Да, вроде бы, ничего особенного... То же, что и всем.

- Нет-нет, значит ты плохо знаешь историю.

- Хорошо знаю. Да Ленин вообще здесь никогда не был.

- А зачем тогда памятник?

Пришлось прочесть гостям целую лекцию о том, что памятник вождю стоит на каждой главной площади Советского Союза и так далее.

- Нет-нет, - не унимались японцы. - Здесь определенно заключен некий тайный смысл.

Тогда переводчик зашел с другой стороны:

- Большая голова - большой почет.

Раздумчиво похмыкав, японцы все-таки остались при своем мнении, вопрос, за что Ленину секир-башка от бурятского народа, так и остался без ответа. 

Работа не волк

Рано или поздно японец возвращается на родину и вновь впрягается в оставленную на время лямку. Так же, как, впрочем, в большинстве и мы с вами. Хотя, конечно, не совсем так же. Потому что если бы мы пахали, как японцы, то… Это к тому, что японец, с точки зрения устоявшихся стереотипов, трудолюбив. И с этим, в принципе, не поспоришь. Чем еще объяснишь стремительный взлет Японии к положению второй экономической державы мира? Одно время вообще казалось, что Япония благодаря беспримерному трудолюбию своего народа вот-вот обгонит Америку. Но не случилось. Не случилось потому, что японцы оказались, в сущности, нормальными людьми. Нормальный же человек любит труд до тех пор, пока к тому имеется стимул. Сразу после войны стимулом для среднего японца было заработать на чашку риса, потом – на телевизор и холодильник, потом – на дом и автомобиль. Потом, где-то в середине 80-х, удовлетворив основные материальные потребности, японцы просто перестали вкалывать, как одержимые. И сейчас это становится видно невооруженным взглядом. 

Однажды в Токио делегация наших соотечественников возвращалась в свой превосходный пятизвездный отель.

   - Добрый вечер, - сказала консьержка. - Насчет вашего унитаза...

   Один из делегатов вспомнил, что перед уходом просил разобраться с унитазным бачком, который все время громко журчал, и это его раздражало. Он-то, небось, воображал, что вокруг неисправного бачка тут же поднимется лихорадочная возня, что бачок давно поменяли, а заодно с ним – всю сантехнику и кафель…

   - Так вот, насчет унитаза. Если будет течь, вы несколько раз воду спустите и рычажок подергайте - должно пройти.  

Или такой эпизод. В Москве российский бизнесмен делится с японцем впечатлениями от поездки в Японию.

- Это потрясающе, как у вас работают. У нас так не умеют. Меня  провожала на вокзал девушка от принимающей фирмы. Маленькая, росточком – во. Тащит мой чемодан. Я ей: ”Отдай, сам донесу.” Она - ни в какую. Я же мужчина, в конце концов, пытаюсь отобрать. Не дает. Представляете, так и дотащила до самого вагона. И стояла, махала рукой, пока поезд не уехал. Во как! 

Выслушав это, японец задумчиво покачал головой:

-          Наверное, ненормальная.

Наблюдения собрал

Дмитрий БАНДУРА

  


 WEB-мастер Матвеев В.А. 
  т.ф 422-97-21 ,  

 E-mail:<sfox@online.ru> 


Rambler's Top100